Вы чьих будете?
— Виктория Клевко
«Вы чыйных будзеце? (Вы чьих будете?)»
Так в белорусских деревнях местные бабушки пытались определить родословную мимо пробегающей детворы, которая приехала на каникулы в деревню. Их городское происхождение обычно выдавал болезненно бледный цвет лица и худощавое телосложение.
«Мы — Зарецкие» – звонко протараторили дети, перебивая друг друга.
«Ааа, то к Лукиничне внуки приехали из города, значыцца. А ну хадзи , клубничкой угощу. Лукиничне привет передавайте от Серафимовны»
И старенькая Серафимовна в цветастом платочке щедро отсыпала из ведра пыльную, только что собранную с грядки, ароматную клубнику с зелёными хвостиками прямо в отворот маек бледнолицей городской детворе, еще не успевшей покрыться плотным деревенским загаром.
Потому что свои, хоть по паспорту и Лукиничны.
На бегу поблагодарив щедрую старушку, дети умчали дальше по своим делам, сверкая грязными пятками. Бабушка перекрестила их вслед, поправила цветастый платок, съехавший на глаза, и, опираясь на самодельную трость, поковыляла домой с ведром клубники. Дворовой чёрный кот на белых лапках неторопливо побрёл за ней следом. Где-то на севере Беларуси вступало в свои права лето 1998 года.
То были счастливые времена для белорусской глубинки. Деревня оживала, переливаясь задорными детскими голосами, и до самого захода солнца вдоль заборов деревянных домов мелькали выгоревшие на солнце светловолосые макушки. Веснушчатые носы залетали домой ненадолго, чтобы жадными большими глотками напиться холодной колодезной воды из эмалированной кружки с земляничкой на боку, а затем вновь отправиться по важным делам. Ведь разве бывают неважные дела тёплым летним вечером?
В эти месяцы приезжие смешивались с местными, сбивались в единый организм, переплетались корнями и родословными, и двери здешних деревянных домов никогда не запирались на засов, потому свои, хоть по паспорту и Зарецкие, Садовские, Зимницкие...
К Серафимовне приезжали редко. Дети давно покинули родительский дом, трудились на важных работах в столице, внуки выросли и разлетелись по университетам страны, и вся родня проводила лето в душном городе за учебой и работой. А под стеклом старого резного серванта в фамильной конфетнице у Серафимовны по-прежнему всегда лежали свежие пряники и шоколадные конфеты для спонтанных гостей – загорелых веснушчатых лиц. Серафимовна щедро угощала всех, любовно встречая на пороге непрекращающийся караван малолетних посетителей. Для каждого у нее находился гостинец и ласковое слово. И глядя на эту низенькую сухощавую старушку, сложно было вообразить, какого размера должно быть ее сердце, чтобы вместить в себя каждого человека, встречающегося на ее долгом жизненном пути.
Из лета в лето дверь старого деревенского дома на улице Заречной всегда оставалась открытой, а его стены радушно вмещали в себя каждого случайного гостя. И вот снова скрипнула калитка и во дворе послышались звонкие детские голоса. На столе уже стоит свеже сваренное клубничное варенье, а на плите вот-вот засвистит чайник, приглашая незваных и одновременно долгожданных гостей на иван-чай и сказки, рассказанные наизусть, бережно хранимые в этом доме вместе с фамильной фарфоровой конфетницей. Серафимовна встречает своих. Конечно же своих, а разве могут русские люди быть чужими друг другу?
Сколько таких Заречных улиц да домов нараспашку по всей нашей бескрайней многонациональной Родине, сколько таких Серафимовных с открытым сердцем, способным всех объять и согреть.
И пока на нашей земле есть дома,
где не запирают двери на засов,
где рады каждому случайному гостю,
будет жить и славиться Необъятная Русская земля.
И пока на нашей земле есть люди,
кто не запирает сердце на засов,
кто щедро отсыпает в отворот майки всё, чем сам богат,
будет жить и славиться Русский народ.
Где каждый свой, хоть по паспорту и чужой.
И исчезнут чужие.
И станут своими те, кто стал спиной к нам,
Кто однажды закрылся на засов,
Отрёкся от крови.
Вы чьих будете?
Мы — свои, по матери.
Родине-Матери
